ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ В ТЕАТР
В Русском театре
художник-бутафор Татьяна Абрамова оформила более полусотни спектаклей:
исторических, реалистически-бытовых, сказочных, авангардных. Бутафория к
спектаклю «Служанки» получила Почётную грамоту на Международном фестивале Русских театров в г.
Йошкар-Ола в 1992 г.
Так же высокую оценку получили её работы в спектаклях «Гараж», «Вишневый
сад» и других. Ко Дню
театра Татьяна Васильевна была удостоена Почётного
звания «Заслуженный работник культуры
Республики Хакасия».
— По
профессии я – режиссёр. Как стала бутафором? Мне всегда нравилось что-то делать
своими руками. Все смеялись тому, что, закончив десятый класс, я всё ещё
«играла в куклы». Мне нравилось что-то моделировать, собирать, рисовать. Я так
любила это делать, что мне казалось, это должны любить все. Я с детства была
заражена театром: выросла в Минусинске, ходила в Минусинский театр, в ТЮЗ. А
учиться поехала в Абакан. Здесь, в Абакане одногруппница познакомила меня с будущим
мужем. В Русский театр Олега пригласил художник Гена Зуев. Тогда было две
ставки бутафоров, и нам предложили работать вместе. Я думала, что это всё ненадолго
– дети подрастут, и мы уйдём. Но театр – это такая зараза!
— Расскажите, над чем вы
работали, как только пришли сюда?
— Спектакль
«Осень следователя», ставил его Николай Хомяков. Единственное, что нам нужно было
смастерить – ветку осенних листьев. Так как мы пришли сюда – Олег – художник, а
я вообще не имела отношения к этому делу, мы стали думать, как же это сделать.
Сделали букет, посмотрели на него – вроде похоже, отдали реквизиторам. Через некоторое
время приносят назад – не подходит. Мы переделываем. И так несколько раз. Уже
вечер, уже репетиция заканчивается, уже премьера на носу… Приходят в очередной
раз реквизиторы: «Готов букет?» Мы говорим: «Готов, забирайте!» И отдаём
последний из забракованных… Ждём. Никто не возвращается! Идём сами, спрашиваем
у режиссёра, а он нам – «хороший букет».
— Есть
какие-то технологии изготовления определённых предметов? Или вы всё узнавали на
собственном опыте?
— Женщина,
которая работала бутафором до нас, ушла из театра в 80 лет. Она предлагала нас
подучить, но мы так и не обратились к ней за помощью. До этого мы полгода проработали в театре «Сказка». Там
были сильные бутафоры, я многому
научилась, но у них своя специфика, там всё на этом построено – каторжный труд.
А в драматическом театре я была одна – Олег одно время работал в творческих
мастерских, Нелли (Подрешетникову) долго звала к себе. Конечно, хотелось где-то
поучиться, но не хватало средств – росли дети, их нужно было учить. Для меня самая лучшая учёба – это когда сам
копаешься, ищешь что-то, изучаешь. Всё, что ты делаешь своими руками, дорого. Вещь
становиться жалко, когда к ней плохо относятся, ломают или давят. Дело даже не в
материальных или духовных затратах, просто каждая вещь, каждый предмет рождается
для отдельного спектакля, и хочется, чтобы к ней относились бережно.
— Есть такие спектакли, работа над которыми требовала
особых усилий, подготовки?
— Когда мы
ставили классику, я освоила технологию изготовления шляп. В спектакле «Вишневый
сад» мы всем театром оформляли деревья. Вся сцена была в вишнёвых ветках, в
цветах и в гроздьях в натуральную величину. Тысячи цветов! Тысячи вишен! Их мы
катали из теста, смешанного с гипсом, потом сушили, красили, соединяли с
ножками, ветками. Всем театром катали вишни! Даже гардеробщицы приходили за два
часа до спектакля, чтобы нам помочь. Цветы и ягоды мы делали полгода, а сам
спектакль выпускался год.
— А вишни
не трескались? Как проверяется долговечность бутафории?
— Вишни
можно было только разбить, а вообще они служили долго. Но бывают случаи, когда
что-то приходится менять в течение спектакля. Например, к драме «Тихий шорох
уходящих шагов» мне нужно было изготовить банку абрикосового варенья. Художник
посоветовала залить мои крашенные поролоновые абрикосы желатином, но эта банка
запахла, и тогда я всё поменяла, и залила клеем. Получилось настоящее варенье!
— У вас всё
так удачно сложилось, в этом есть какая-то смысловая завершённость: всей семьёй
в театре, и внук…
— Внук
пока не приемлет театр, как и наши дети поначалу не принимали его. Сын вообще работает
в другой сфере, хотя он очень творческий человек. Я благодарю бога, что так
срослись все мои дороги, что я выбрала именно этот путь, не актёрский. Актёрский
путь очень тяжёлый, а ещё и зависимый – иногда хочется что-то сыграть, и не
дают. А если мне хочется что-то делать, я беру и делаю. Мне очень нравится, что
мои дети в театре – дочь и зять, нам есть о чём поговорить, мы как бы существуем
в одном поле земли.
Конечно, переживаешь за них всё время: все их премьеры, удачи и неудачи…
— Бывает так, что ваша работа, предметы, сделанные
вами, растворяются в общем художественном решении. Как вы к этому относитесь?
— Когда попал в режиссёрский замысел, в видение
художника, внёс что-то своё, и удобно работать актёрам, и всё это пребывает в
гармонии – это здорово, это всегда радует.
