«Вас бы на каторгу!», или Как в Хакасии родился свой Достоевский — Русский театр имени М.Ю. Лермонтова

«Вас бы на каторгу!», или Как в Хакасии родился свой Достоевский

Говорят, русский гений, классик русской литературы Федор Михайлович Достоевский у каждого свой. В Санкт-Петербурге — он один, в Омске — другой. А накануне поклонникам писателя и театралам показали Достоевского, родившегося в Хакасии на сцене Русского академического театра драмы им. М.Ю. Лермонтова. Здесь прошла долгожданная премьера спектакля в жанре «мокьюментари», соединившем в себе элементы документалистики и вымышленного «Достоевский. Повесть о несостоявшемся счастье».

Дождались! Зрителей Хакасии пригласили отпраздновать день рождения писателя

Проект получился долгоиграющим и ожидаемо впечатляющим. Новую постановку к 200-летию со дня рождения писателя посмотрел корреспондент 19rus.info.

Эстетика консьюмеризма

Крайне мало театральных постановок, которые трогают меня до самого подземелья души, до мурашек. Их можно по пальцам пересчитать. На мой взгляд, невозможно любить все увиденные спектакли. Но есть те, о которых можно говорить, как о качественном искусстве. Теперь в этой коллекции появился «Достоевский. Повесть о несостоявшемся счастье», мой новый театральный опыт. Почему я сразу присваиваю вчерашнюю премьеру? Потому что с Федором Михайловичем у любого, кто сталкивался с его творчеством, свои, особые отношения.

Поэтому все изложенное здесь — исключительно производное моего визуального восприятия. Как говорится, красота в глазах смотрящего. Она-то, эстетика, созданная на подмостках художником Анной Поляковой, первое что бросается в глаза. Художник — это человек, пожалуй, чуть ли не главнее режиссера. Конечно, вся работа в команде в результате выстреливает, как единый художественный продукт. Однако художник приводит око смотрящего к нужному фокусу и расставляет акценты в спектакле.

Так пневматическая почта с характерным звуком в спектакле «Достоевский. Повесть о несостоявшемся счастье» напоминает зрителю о летящем на него со всех сторон спаме. Ворох бумаг и раскинутый на сцене целлофан — по сути то, что сегодня является содержимым мусорных корзин, художник использует для связи эпох. Дефицитная для писателя в Омском остроге бумага и покрытая пластиком земля нашей реальности.

Хотя, может, я ошибаюсь. Возможно, в потребительстве нет никакой эстетики, а есть свойственная еще Достоевскому печаль, которая четко сквозит в словах «И достигли того, что вещей накопили больше, а радости стало меньше» (цитата «Братья Карамазовы» — прим. автора).

Я еще напомню вам об актуальности Достоевского в наши дни. А пока повторюсь, что работа художника в этой постановке расколдовывает текст драматурга Анастасии Букреевой, написавшей его специально для театра в Хакасии. Мы видим не просто мрачную или сатиричную картинку, мы попадаем в особый предельно выверенный мир, где нет ничего лишнего. Где суровая доска, палки, костюмы героев настолько выдержаны минималистично, что не создают ощущения, будто чего-то не хватает. Такой аскетизм художественен сам по себе. Его нам на протяжении многих лет навязывают производители популярной мебельной марки и поклонники скандинавского стиля в интерьере.

А главное, этот достаток предметов на сцене показывает одиночество главного героя, его потерянность, маленького человека в большом мире вещей и событий.

«Если хочешь победить весь мир, победи себя»

В основу оригинального драматургического произведения Анастасии Букреевой легли фрагменты писем, дневников Достоевского и «великое пятикнижие» писателя («Преступление и наказание», «Идиот», «Подросток», «Братья Карамазовы» и «Бесы»). Были также использованы материалы архивного фонда Омского государственного литературного музея им. Ф.М. Достоевского.

Перед автором текста и актерами Русской драмы стояла задача показать, как так получилось, что после отбывания срока в Омском остроге, Достоевский, пробывший там с 1850 по 1854 год, вышел совершенно другим человеком.

«Я говорила себе, что если удастся сделать так, чтоб поставили Достоевского у нас, то дальше можно уходить из театра без сожалений. Это было почему-то важно для меня тогда ( в 2018 году — прим. автора)», — делилась своими воспоминаниями с подписчиками в соцсетях руководитель литературной части Русского драмтеатра Мария Бекк.

Почему-то эти слова Марии отложились у меня в голове, и вспомнились именно сейчас, когда случилось это невероятное по размаху и смелости воплощение Достоевского на сцене в столице Хакасии. Мария Бекк выступила куратором проекта, который поддержало Минкультуры России.

После премьеры режиссер спектакля Евгения Колесниченко рассказала, что стало для нее и артистов самым сложным в процессе создания постановки:

— Первое — никто не знал Достоевского и говорить, какой он человек, очень сложно, поэтому мы обезопасили себя жанром выдуманного. Документально выдуманного. Это была некоторая свобода. Самое сложное — это действительно делать из прозы что-то действенное. Актер ведь от слова «акт» (англ. аct — действовать, поступать). Поэтому, когда ты не находишь действия в тексте, это очень сложно.

Признаюсь, театр впечатлил меня не только своей работой над спектаклем, но и работой со зрителем. Не ошибусь, наверное, если скажу, что аудиторию тщательно готовили к премьере. Приезжал лектор из Омска Виктор Вайнерман, автор многих книг о жизни Достоевского, рассказывал как раз об омском периоде в биографии писателя; проводился опрос зрителей после открытой репетиции, что они помнят о Достоевском из школьной программы и перечитывали его произведения.

Какое Хакасии дело до Достоевского?

На премьере в театре для гостей устроили специальную фотолокацию, чтобы знаковое театральное событие запомнилось, чтобы в прямом смысле зритель смог прочувствовать на себе несвободу, стеснившую писателя на четыре года.

На голых нарах, летом в духоте, зимой в невыносимом холоде, в тесноте, в щелястом бараке Достоевский обдумывал образы героев и сюжеты будущих романов. Там же, на каторге, он видел, каким страшным наказаниям подвергаются заключенные, и беспомощно вопрошал, глядя на распухшие от палок страшные кровавые раны «Как же такое возможно?».

Достоевский в исполнении Романа Кремзукова — человек наказанный системой, но не побежденный и не сломленный. Он — феникс, переродившийся для новой жизни, которая, как известно, есть везде. Нужно только уметь видеть, разглядеть, что он и будет в дальнейшем делать в своих произведениях — препарировать российскую действительность, искать, находить и отвергать бога, почти маниакально изучать русскую душу.

«Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни»

Спектакль о Федоре Михайловиче оказался очень непростым, потому что в какой-то момент я поняла, что театр Русской драмы внезапно для меня повзрослел, вырос из коротких штанишек. Ушла эпоха, что называется.

Теперь это сложный, слаженный механизм, который тебе не просто нравится, но ты еще и обязан в нем разбираться — еще больше и лучше. Наверное, этим объясняется волнение за публику, которое охватило где-то к середине постановки. Пришло осознание, что это привычное для театрального мира где-нибудь в Москве или Питере зрелище, возможно, для нас сегодня что-то совершенно новое, еще не прижившееся.

«А вдруг им не понравится?», — переживала я.

К тому же, было интересно узнать, довольна ли итогом режиссер Евгения Колесниченко. С ней удалось пообщаться после премьеры.

Известно, что на выходе, конечный результат — это видение драматурга, актерская и режиссерская интерпретация. В случае с Достоевским Букреевой получилось ли донести то, что задумала автор?

— Я думаю, это будет 85% правды, если я скажу «Да, это то, что она хотела». Потому что сколько мы с ней разговаривали, она наблюдала за процессом постановки, хвастаться не буду, но она говорила, что я очень бережно отношусь к тексту автора. Я именно пытаюсь найти ответы в тексте автора.

Для артистов это была очень непонятная вещь, потому что текст не очень похож на пьесу, больше похож на прозу, именно на повесть. Поэтому они не понимали что им играть. Это была большая проблема для нас. Потому что там монологи, монологи, монологи. В этом смысле, наверное, да, они воплощали многое из того, что я просила. Вместе с ними на репетициях изобретали действенные сцены, как бы надстраивая на текст и отношения, и действия. Поэтому 85%, что это все совпало, — рассказала Евгения Колесниченко.

Накануне спектакль также посмотрела российский драматург Дарья Верясова. Она поделилась впечатлениями и не разделила моих опасений, что постановка может оказаться трудноватой для провинциальной публики.

— Нет. Мне кажется, очень актуальная тема, доходчивая, воспринимается людьми, они на нее откликаются. Актуальна самим письмом Белинского к Гоголю, его содержанием и всем, что за этим следует. Мне кажется, это нужно и полезно. Знаю, что режиссер Евгения Колесниченко и драматург Анастасия Букреева провели огромную работу. Это видно, что работа гигантская. Думаю, обкатается и будет просто шикарно, — рассказала Дарья Верясова.

Достоевскому было всего 27 лет, когда его приговорили к расстрелу. Его признали «одним из важных преступников» за чтение на одном из собраний петрашевцев письма Белинского к Гоголю.

Не знаю, какая небесная или земная канцелярия пересмотрела приговор литератору. Ясно одно, что Федор Михайлович уже давно все написал за нас и про нас.

В нас живут его братья, идиот, мечтатель и даже старушка-процентщица. Но более всего в нас пробивается та самая жажда и любовь к жизни, которой писатель смог заразить читателей по всему миру.

«Вас бы на каторгу!», сказал бы Федор Михайлович, если бы кто-то посмел ему возразить.

Светлана Стафиевская

 

 

Упомянутые спектакли
Упомянутые личности